вписки

Рассказы о запланированных и состоявшихся поездках, дневники текущих странствий.

Модераторы: Never, sola, El Lagarto, Slava

Ответить
simiaUp
Сообщения: 12
Зарегистрирован: 19 окт 2007, 05:13
Откуда: красноярск

вписки

Сообщение simiaUp »

Здесь нет адресов, нет фамилий и координат людей, это всего лишь маленький рассказ об альтруизме, о причине моего автостопа. Я часто слышу удивление и непонимание оттого, что я езжу одна, тем не менее, очень маловероятно, что, будь я не одна, произошло бы все нижеописанное. Итак, это есть не отчет, а рассказ об автостопе Вершининой Юлии, то есть, меня. Рассказ для людей, стоп не понимающих. Ответ на вопрос – а где ты моешься и что ешь?

Вписка «Новокузнецк». (мне 18 лет)
Новокузнецк встретил меня не весьма гостеприимно – в два часа ночи я прибыла к центральному парку сего незнакомого города и была оставлена наедине со своим рюкзаком. Все, с кем я попыталась познакомиться, оказались неизбежными гопниками, заставляли меня рассказывать анекдоты и снять с шеи пацифику – единственное украшение, которое я ношу. Часа в четыре я устроилась спать на дальней лавочке в глубине парка, откуда была изгнана собирающими бутылки бомжами, бомжи мое изгнание мотивировали тем, что меня, якобы, убьют всякие придурки, которых они иногда в этом парке видят. Отправили меня спать на вокзал. Пока я брела к вокзалу, встретила еще двух миловидных гопников – они скормили мне бутерброд, на этом наше общение и закончилось.
Возле самого вокзала на меня наехали еще двое подобных с целью забрать телефон. Надо сказать, что этот случай я запомню на всю жизнь – я им сразу же широко улыбнулась и начала объяснять, что я тут делаю. Гопники слегка офигели. Пошептались в сторонке и, повернувшись ко мне, заявили – «пошли с нами». Мне, в принципе, все равно было, куда идти. Мы пришли в закрытый на ночь магазин. Там один из них работал сторожем. Потрясающе то, что всю ночь я просидела в огромной компании молодых наркоманов и пьяниц в этом самом магазине. Всю ночь то один, то другой, с заплывшими глазами подходили ко мне и спрашивали «а ты че, на попутках штоль? правда? а как это?», каждый так подошел и спросил раза, как минимум, три. Рядом со мной сидел верзила, весь в наколках, как мне рассказали, только с зоны, сидел за изнасилование, и этот верзила повторял мне – «да ты не бойся! У нас там в подвале своя есть, у нас очередь, ты нам не нужна… да не бойся ты…», а окружающим – «кто ее тронет, тому рожу разнесу!». Ему вторили остальные. Как я поняла, если меня один тронет, то все остальные будут дружно его убивать. А все же я боялась. Мне предлагали пиво, я отказывалась, тогда вручили полтора литра лимонада, и я его послушно хлебала, боясь им чем-то не угодить… никто меня правда не тронул. Когда рассвело, меня накормили и посадили на автобус до трассы, предварительно заплатив за меня…
Надо отметить, что город Новокузнецк объяснил мне такую вещь – каждый говорил мне, что меня убьют, каждый. И никто из них не думал о том, что ОН может меня убить. Все говорили о страшных других… а мне показалась, что те, кого я встречала, и были страшными… этот город зажег зеленый свет для меня в любой ночи, я здесь кое-что поняла.

Вписка «Алтай».
Туманное утро за Новокузнецком. Туман густющий, холодный и мокрый, а я иду, и вижу вокруг метра на 4… но мне повезло. Пятая машина, перемещавшая меня по этому туману, взяла меня, километров за 20 от города, четко именно туда, куда я ехала. Я намеревалась ехать через Барнаул, но когда муж с женой узнали, что я на Телецкое, рассмеялись и рассказали, что они на Телецкое полями. В той машине я первый раз отступила от своего правила не спать в пути.
Я спала весь день, просыпалась только, когда наша «волга» сильно подскакивала на кочках, и когда попутчики пригласили меня с ними пообедать.
В 8 вечера меня в очередной раз разбудили и сообщили – «приехали!». Я вышла перед мостом через вытекающую Бию.
Одно из самых жутких воспоминаний. Спросонок, из тепла, ничего не понимая, я стояла, дрожа от пронизывающего холода, перед таким же холодным и безрадостным озером, совсем одна, я не знала, что мне делать. Моросил противный занудный дождь, он меня быстро всю сделал такой же мокрой, как низкие облака, серые, монотонные, похожие на туман. Я шла по деревне, наблюдая на каждом доме табличку – «сдам комнату», а в кармане у меня было рублей 100. Не понимая, на хрена я вообще сюда приехала, я подумывала сделать в лесу шалаш, а как рассветет, свалить домой или на Чуйский тракт. Только бы поскорее это кончилось! Но, набравшись смелости, сама не пойму теперь, как у меня ее хватило, я стала подходить к людям, которых видела, и просила пустить меня переночевать. Третья же женщина, к которой я подошла, кивнула головой – «пошли только сначала в магазин сходим». И мы пошли. Дома она объяснила мужу и своим восьмерым (!) детям, что я ее племянница из Барнаула, и я осталась у них жить. Три дня мы все вместе кушали, смотрели телевизор, болтали о том, о сем. Утром я потягивалась на деревянном крылечке дома коренных алтайцев, улыбалась солнцу, зеленым горам, изменившемуся, и теперь приветливому, озеру. Потом мы носили воду, окучивали картошку, пололи грядки, собирали мох для строящейся баньки. Старшие из детей водили меня на «экскурсию» - на речку Иогачку, на пирс, в лес за земляникой, на другой берег кататься на лошадях и на лодках… бесплатно. Весь их дом, вся еда на их столе, их улыбки были полны теплоты, домашности и уюта. Они еще уговаривали меня остаться. А в этой деревне в каждом доме сдавали комнаты за большие деньги, а семья, что меня приютила, была за гранью бедности денежной, но не душевной.

Вписка «Новосибирск».
Не в обиду новосибирцам, этот город я не люблю. Зато, как это ни странно, как правило новосибирцы, с которыми я ехала, оказывались людьми крайне альтруистичными, и из всех городов именно новосибирцы помогли мне больше всех. Вписка там была у меня однажды – я ехала с Телецкого.
В десять вечера меня высадили в Академгородке с напутствием – «иди знакомься!». Легко сказать – знакомься! Долго оценивающе крутилась возле одиноко сидящего молодого человека, но по какой-то причине подойти не осмелилась. Потом попались три девчонки. Опять же сочла неразумным с ними заговорить. Четыре парня показались мне в самый раз. Попросила у них сигарету, и тут же, затягиваясь (а я не курила обычно) и широко улыбаясь, начала рассказывать, что я еду стопом с Алтая в Красноярск. Вроде заинтересовались, беседа пошла. Но после трех минут разговора я оценила, что вписывать они не особо хотят. Улыбнувшись и попрощавшись, пошла искать людей дальше. Пройдя метров 300, услышала сзади крик: «эй, ты! Лягушка-путешественница! Стой!» я остановилась и те же четыре парня, запыхавшись, подбежали ко мне – «жалко нам тебя стало!». И я пошла с ними. В общагу физфака. Утром я собиралась ехать дальше, и все, чего я хотела – поспать. Но ко мне, пытающейся уснуть, постоянно кто-то лез. И говорил такие жуткие вещи, типа – «ну, юля, ну, дай!». Надо сказать, самое сложное для меня в стопе – это разыграть такую комедию, чтобы ни у кого совести не хватило даже пальцем тронуть. А тогда я и подавно эту комедию играть не умела. Сопротивлялась и бубнила какую-то чушь про мораль (мне часто потом приходилось эту чушь молоть, осознавая, как это глупо, но другого выхода я придумать не могла). Поэтому меня очень удивило, когда лезший ушел, а придя, начал извиняться. Приняв его извинения, я уснула, а проснувшись утром, я обнаружила в комнате только одного из парней, сидящего за компом. он рассказал мне, что они набили морду ко мне лезшему, что его самого зовут Шак-Дар, что это его комната, и сейчас мы поедим и пойдем смотреть город. Да, отъезд отменялся. А качество вписки Шак-Дара еще никто не превзошел. Ему за это особое спасибо. Мы решили, что мы брат и сестра, и вместе давно. Мы гуляли по Академу, взявшись за руки, собирали в ботаническом саду мне на практику гербарий, валялись на траве и смотрели в небо, бегали по песку на берегу Обского моря, заходили в само море, лазили на нефтебаки и какую-то вышку… и все время были счастливы. И еще… были правда как брат и сестра, не переходя границы. Он посвятил мне все свое время и из кожи вон лез, чтобы не было скучно. У него и с ним я чувствовала себя как дома, только там, в той общаге, за все свои вписки. А когда я уезжала, нам само собой разумелось, что мы больше никогда не увидимся и координаты друг друга на фиг не нужны, мы просто будем помнить. По-крайней мере, я буду помнить.

Вписка «Кызыл»
В Туву первый в жизни раз меня привез дядя на «мицубиси». Взял меня еще в Ермаках и сообщил, что везет до Григорьевки, последней деревни перед Саяном, отгораживающим Туву от России. В Григорьевке он остановился и поинтересовался, что я буду есть. После моего стандартного (да и правдивого) сообщения, что денег у меня нет, решил, что я буду есть пельмени. И я ела их в кафешке. А он пил только кофе. Потом сказал, что я еду с ним до Кызыла. Предыдущей ночью спать мне не довелось, это бросалось в глаза, и дядя сказал – «ты спи». И я заснула.
Проснувшись и выглянув в окно, я офигела – Хакасия, только лучше! А ведь я засыпала в дожде и в зеленых горах, а тут – желтые горы и синее небо. Так я влюбилась в Туву с первого взгляда. Мы уже подъезжали к Кызылу. Дядя завез меня на обо и оттуда, сверху, показал вид на город. Затем спросил, к кому я еду. Когда узнал, что я во всей Туве никого не знаю, палатки у меня нет, а все, что есть – это коробок спичек, посмотрел как на ненормальную, и сказал, что сейчас все решит. Вышел из машины, куда-то позвонил. Потом сказал, что у него жена ревнивая, и он сейчас отвезет меня к своему подчиненному – он русский. И отвез. Чего же тогда дядя смотрел на меня как на ненормальную? Везде и всегда находились такие, как он, которые помогали мне обрести знакомых и жилье в любом городе. О той вписке могу сказать, что меня приняли как путника – истопили баню, накормили, спать уложили. А утром еще набили пол рюкзака гренок на дорогу, дали местную симку и свои номера телефонов – «чтобы звонила». Весь следующий день я просидела на обелиске «центр Азии», у истока своей родной реки Енисей, поедая эти гренки и попивая 2 литра сока, который мне тут же вручили какие-то иностранцы. И знакомилась с народом, все больше любя Туву. И никаких злобных тувинцев, мечтающих меня порезать.

Вписка «Ак-Довурак».
Очень рекомендую простопить Аскизский тракт на Туву! Пока я сидела на дороге в горах, при полном отсутствии и машин и уж, тем более, человеческого жилья, я много чего передумала интересного. И люди на той трассе меня везли все сплошь интересные. Это ничего, что поток одна машина в несколько часов… мне пришлось постоять и на ДРСУ, и на столовой, а места это весьма безлюдные. Большинство реденьких, но проезжающих тувинцев делали вид, что никто на дороге в горах с поднятой рукой не стоит. Тем не менее, от столовой меня подобрал черный Крузер с русскими. На стойбищах они еще наподбирали тувинцев, и большой компаний мы въехали в город, на въезде в который красовался потрясающий белый асбестовый олень. Дяди ехали в Чадан, и, очень беспокоясь за мое присутствие в Ак-Довураке, засунули мне в карман 500 рублей, наказали тувинцам отвести меня в гостиницу (которой там и не было), и дали свои номера, якобы, если что, они из Чадана приедут и заберут меня. Тувинцы показали мне христианскую запертую церковь и от меня отчалили. Я брела наугад по улицам и шептала «Отче наш». Вспоминала то, что в начале 90х тувинцы русских перерезали, что они злые и после 11 на улице появляться нельзя. Я брела в надежде увидеть русское лицо. Никаких признаков существования таковых не обнаруживалось.
Из толпы проходивших мимо тувинок выделилась одна и с акцентом спросила – «юля, это ты? Ты меня помнишь?». Мне тогда казалось, что все тувинцы одинаковые, и что это за девочка, я понятия не имела. Но так как я Юля, то решила сказать, что помню. Через некоторое время я узнала, что я теперь гость этой девочки, имени которой я не знала. она повела меня к себе домой, предупреждая, что в их доме никогда не были русские и ее семья может меня не принять.
Но семья приняла. После 11 вечера мы, гуляя, набрели на кучку собравшихся вместе живущих здесь русских. Эти русские моего автостопа не поняли, зато рассказали о подобном человеке, которого они видели здесь когда-то с дневником, в который он все писал. Одному из парней я на ухо шепнула – «я не знаю, как зовут девочку, что со мной, помоги», и парень быстро сообразил, что надо сделать. Весело сказал – «ну, с тобой, Юля, мы разобрались! Теперь ты! Тебя как зовут? Как? Арабелла? Юля, как-как ее зовут, я не расслышал?». Спасибо этому парню и особое спасибо Арабелле! Она плохо говорила по-русски, но стала моим гидом и переводчиком. Она тоже посвятила мне себя полностью, а потом даже проводила по трассе на 80 км. С ней мы ходили на завод «Тува-асбест», в юрту, где нас принимали по всем обычаям юрты – мы попали на дои – праздник по случаю рождения ребенка – и нас почивали как полагается. В юрте стоял музыкальный центр, а овцы на улице бродили вокруг спутниковой антенны. Но это была Тува. Она водила меня в свой протестантский дом молитвы и в буддистский хурээ, где купила мне оберег. И я попросила ее снять с моей шеи христианский крестик, и повесить оберег.
И тогда, под синим тувинским небом, я решила, что если год проношу этот оберег, изучая буддизм, стану буддисткой. Глупое решение – вера не вещественна. Через три дня по приезду домой веревочка развязалась, и оберег пропал. Но буддизм пустил корни.

Вписка «Монды». (мне 19 лет)

Монды – это КПП в Бурятии, граница с Монголией. В сам поселок я попала очень даже без проблем, и не намеревалась здесь задерживаться. Там, где на трассе А146 находится заповедник Тункинских гольцов, я не помню название, мне не важна отчетность, меня подобрал КАМАЗ, направляющийся в Орлик на золотой прииск, и довез до развилки на границу. Это потом я узнала, что то, что я поймала машину, не простояв и 15 минут, редкость здесь.
Но тогда КАМАЗ меня высадил и я, не долго думая, пошла в Монголию. Меня догнали пограничники на «козле». «Ты куда? Граница закрыта до завтра». ну, думаю, нормально. Но пограничники посадили меня в «козла», отвезли к домику таможни и сказали, что начальник меня впишет. Я прихожу и объясняю, что так и так, вот, мол, спать негде. Начальник долго возит меня на своем «козле» по поселку, но никто меня на ночь брать не хочет. Тогда решают оставить меня в самом домике. Рассказывают о подобном человеке, бывшем здесь и оставлявшем книги по автостопу. Начальник отправляет свою подчиненную купить мне поесть. Я кушаю и ложусь спать там же, на диванчике. А таможенники работали аж до 2х ночи. Утром меня будят, снова кормят и отвозят на границу, на которой ставят печать в паспорт и открывают для меня шлагбаум. Я первый раз в жизни выхожу из России, а пограничнику, закрывающему за мной замок на шлагбауме, говорю – «до свидания, Россия!». Памятный момент.

Вписка «Ханх».

От таможни Монголии с Россией до Ханха километров, кажется, 20. но пограничники говорят, что надо идти пешком, машин не будет. И точно, машина появилась только за пять км до Ханха. И сразу же остановились, сказав, что начальник русской таможни просил обо мне позаботится. Меня запихивают девятой в «козла», а через 2 км нас догоняет Крузер, и какой-то монгольский дедушка говорит, что мы пересядем туда. В Крузере водитель – его зять, обладатель турбазы с зелеными (или голубыми? Я не помню) крышами. На турбазе меня кормят, показывают владения и свой вмерзший в лед катер. Дедушка говорит, что впишет меня у себя, я оставляю рюкзак и иду гулять на Хубсугул. Гулялось интересно, но это не по теме. Пока гуляла, еще какой-то русский дядя предлагает вписаться у него. Когда я прихожу к дедушке и рассказываю про это, дедушка удивляется – «и чего ты отказалась?». Я собираю манатки и сваливаю к тому дяде. У него тоже турбаза. Турбаза в юртах. Мне отписывают юрту, топят печку, я расправляю кровать, иду на озеро за водой, закрываю за собой дверку своей юрты и…. такой блаженной вписки тоже не было кроме этой! Своя юрта! Бесплатная! Я долго топлю печку, моюсь, стираюсь и ложусь спать… вписывающего звали – Сергей Большой.
Утром меня кормят, дают номера телефонов в Мурене, где меня могут вписать и садят в таблетку, идущую в Мурен. Все это утром, ни часа задержки. Весь день страшные и не говорящие по-русски монголы что-то про меня ржут, а ночью, напившись водяры, водитель вмазывается в огромную вязкую лужу. Но это уже совсем другая история…

Вписка «Мурен».

Мне не пришлось воспользоваться номерами в Мурене. Из страшной лужи та таблетка так и не вылезла, зато где-то в обед меня подбирают проезжающие мимо русские. До самого Мурена я дрыхну на матрасе в таблетке, полной веселыми русскими дядьками. В Мурене мне заявляют, что я одна никуда не пойду и мы веселой толпой идем в ресторан «Марко Поло», где я пробую множество изысканных монгольских блюд. Ночуем у монгола по имени Бато, он «новый монгол». Все дядьки опять же страшно нажрались водяры и, когда я уже очень хотела спать, самый главный из русских сообщил мне, что завтра мы едем в степь резать барана и делать такую штуку – все изнутри выбирается, дробится, смешивается со специями, туша зашивается и кидается в огонь. А послезавтра мы вместе на самолете летим в Улан-Батор. Платит за все он, а я так. Такую вот вписку мне предложили. Но мне почему-то совсем не захотелось так напрягать людей, изменять автостопу и смотреть на такое жестокое приготовление барана. И вообще, я их, как и всех обычно, побаивалась.
Я спала на лучшей кровати дома, а утром, после завтрака, еще раз убедившись, что я не хочу барана и самолета, меня отвозят на другой конец города и садят в джип исузу, направляющийся в Улан-Батор, за мое пребывание в этом джипе они платят, сколько - я не знаю. Спасибо всем этим русским дядям и Бато!

Вписка «Улан-Батор».

В Баторе у меня было две вписки. Джип привез меня туда около трех ночи и водитель привел меня к себе домой. Познакомил с женой, двумя детьми. Точнее, он им меня показал, потому как никто из них русского не знал. На этой вписке меня кормили и я мылась. И здесь я первый раз ощутила ужас того, когда я говорю не на том языке, что вписывающие.
Вторая вписка в счет не идет – ее адрес был у меня еще в Красноярске, а я пишу о том, что делать, когда ты никого не знаешь, и тебе негде жить и нечего есть. Так вот со второй вписки, когда я сделала все свои визовые дела в Баторе, меня отвезли на север города и посадили в машину «туда». То есть, я ехала в Замын-Ууд, на границу с Китаем. Мне много кто помогал, много кто кормил и все было потрясающе клево, но в следующий раз меня вписали только через 4 тысячи километров, уже в субтропиках…

Вписка «Ян-Пин-Гуань».
Я боялась вписываться в Китае. Совершенно боялась там всех и всего. К этой стране я не была готова морально – слишком внезапно я приняла решение туда ехать. Сам стоп вполне даже ничего – лучше, чем в России, куда лучше, но ночи я предпочитала проводить на вокзалах или гуляя там, где ночь застанет.
В эту деревню – Ян-Пин-Гуань, я приехала утром и долго тщетно пыталась найти из нее выход на трассу. Все без исключения люди указывали мне на вокзал. Одна из женщин, стоящая в лавке одежды, заинтересовавшись мной, позвала меня к себе. Она немного знала английский, и мы могли с ней говорить. Она проводила меня в свой дом, находящийся тут же, за перегородкой с ее лавкой. Мне налили в пиалу кипятку. Затем откуда-то появилась лапша. От жары мне совсем не хотелось есть, но меня заставляли, и я, с большим трудом, поглотила половину чашки. Я хотела загорать и села перед ее лавкой в бамбуковое кресло. Все, кто пришел на меня посмотреть, начали активно меня с солнца сгонять, объясняя, что я от солнца загорю и буду черная и некрасивая. Я говорила, что мне нравится быть загорелой и сидеть на солнце. Тогда они принесли огромный зонт и поставили над моим креслом. Все время я пила постоянно подливаемый мне кипяток и до вечера ловила кайф от невозможной жары, идти куда бы то ни было, а тем более, на трассу, мне не позволяли. Спала я в ее доме, жара даже ночью была больше 30 градусов. А утром она оч-ч-чень не хотя купила мне билет до Ченду, два пакета снеди в дорогу, и, обнимая меня и целуя, передала в руки проводников, очевидно, сказав им, что я ей являюсь кем-то.
Она оставила мне свой адрес, правда, на китайском, и я мечтаю отправить ей деньги или подарок…

Вписка «где-то в Тибете 1»

Я понятия не имею, где именно. Во-первых, потому, что карта у меня была госиздатовская, а то, что на ней нарисовано, абсолютно не совпало с купленной мною уже в Лхасе картой Тибета. Я ехала по тем бумажкам, что писали мне особо догадливые люди на китайском, и никогда не знала, где я нахожусь – были только иероглифы и слово – Лхаса, которое я научилась говорить, как полагается. Еще, правда, был компас, его я купила в Ченду, когда поняла, что ни один человек, включая таксистов, меня на трассу не вывезет, потому как город слишком большой. Город радиальной симметрии, и мне не оставалось ничего, кроме как купить этот компас и идти пешком. Двое суток я шла. Мой маленький рюкзак казался огромным, а жара – невыносимой. Тогда я первый раз в жизни прошла без передыху около 70 километров, и мои ноги превратились в кашу (а я горжусь тем, что со мной это было!). И когда, несколько суток изнемогая от жары, от боли в ногах, пытаясь спать под заборами не кончавшихся населенных пунктов, униженная китайцами, выгонявшими меня из-под этих заборов, я добралась до городка в горах, за которым (о счастье!), не начинался другой город, я, не задумываясь, спросила дорогу у прохожих и повернула в ночь в горы. Почему-то тогда не было уже усталости, я шла, как на втором дыхании. Шла долго. Началась гроза, но мне это было в радость – здесь, в предгорьях, тоже было жарко, и мне нравилось быть мокрой. Мне нравилось вот так тащить по этой дороге в этих горах свои изнеможенные ноги, и видеть в свете огромных молний ледяные вершины гор, окаймленные белыми облаками. Сквозь тучи иногда выглядывала луна. Потрясающе красивая ночь! Мимо проехало две машины – даже не подумали остановиться. Скоро я поняла, что идти всю ночь – бессмысленно, и, забравшись на гору в какую-то пещерку, натянув на себя всю свою одежду, уснула.
Проснулась от стука своих зубов. Меня дико колотило, я не дрожала даже, меня именно колотило от холода. Я вылезла из каменной вписки и побежала опять на дорогу. Бегом, бегом, чтобы согреться… и тут я познакомилась с одной особенностью Тибета. Из темноты на меня с диким лаем бросилась собака. На ее лай прибывали новые и новые, и они, судя по всему, были настроены весьма решительно. Я, жутко перепугавшись, крутилась волчком с рюкзаком на вытянутых руках. Собаки с визгом отлетали, злились еще больше, и кидались на меня с дикими оскалами. Сначала я просто отбивалась. Потом заплакала. Потом заорала. Орала в темноту – «мама!», «помогите!», «сос!», «хэлп!», тщетно. Мне казалось, они загрызут меня. Тогда я начала просить о помощи Бога.
И Бог помог мне. Буквально сразу же я увидела огонек, приближающийся ко мне. Когда огонек совсем приблизился, я поняла, что это тибетская женщина с керосиновой лампой. Она меня спасла. Она разогнала собак. Она, в отличие от всех этих китайцев, ничего не спросила, она просто показала мне жестом, чтобы я шла за ней. Мы вошли в ее жилище – я видела только те маленькие клочки мира ее жилища, что освещал тусклый свет лампы. Пройдя по коридору (это я его назвала коридором), мы миновали что-то большое, теплое и живое (я поняла, что это яки), и вошли в помещение с большой и страшной печкой а-ля мега-буржуйка-с-дыркой-сверху. На стене я разглядела огромное изображение далай-ламы. Тут проснулся ее муж – он скинул с себя одеяло, затем обнаружил меня, прямо очень сильно испугался и залез обратно под одеяло, натянув последнее до подбородка. Женщина начала ему что-то торопливо и подробно объяснять, при этом она наливала мне в пиалу из термоса чай, тот самый, тибетский, потрясающий, соленый, густой, «настоянный в бурдюках на жире яка». Муж по мере рассказа как будто-то что-то понимал и все больше фигел. Потом изрек – «ингленд». А мне было по-фигу, ингленд, не ингленд… ведь это был потрясающий горячий чай.
Она отвела меня в большую комнату с множеством кроватей, расправила крайнюю, принесла одеяло и оставила меня… мне даже сейчас, когда прошло больше полугода, по всем внутренностям приятно от воспоминания той постели, от того одеяла и той циновки. Я лежала в этой кровати, именно в этой, а не на этой, потому как у них кровати с бортиками, на циновке, с какой-то валикообразной штукой под головой, под этим толстым непревзойденно теплым одеялом, и тепло разливалось по моему телу. Моя мокрая одежда мерзла рядом с рюкзаком на полу, а я слушала горячее дыхание стоящего рядом яка и дождь, что стучал по черепице. И мое испуганное сердце успокаивалось, и ноги болели уже не так жутко… меня спасли. Спасли… и пусть проснулись они на рассвете и я покинула их жилище, крича «сесе», и видя их утренние молитвы с паданием в упор лежа.
Я была счастлива. Я была тогда очень счастлива, и никогда такое счастье не постигало меня в оседлой жизни.

Вписка «где-то в Тибете 2»

Точно я не могу определить, какая же именно из вспоминаемых вписок в Тибете была второй. Я помню, что мы ехали по зеленым горам с долинами и розами в долинах, все маленькие разваленные глиняные домики утопали в розовых кустах, помню горы, поросшие тем, что мне очень показалось похожим на обычную елку, помню горы, на которых совсем ничего не росло, горы в облаках, горы, поросшие ранеткой… но что за чем следовало, я не помню, поэтому не обижайтесь те, кто найдет в моей нумерации географические ошибки, у меня было слишком много впечатлений.
Итак, помню, везли меня какие-то странные люди, в тот день я преодолела, по моим расчетам, не больше 100 км и весь день стрелка компаса показывала на север, а мне, между прочим, надо было ехать ровно на запад. Когда начало темнеть, я, помня первую вписку, решила к народу попроситься переночевать. В первом доме меня послали. Причем еще так интересно послали – ко мне с интересом побежала маленькая девочка, я просила ее жестами позвать взрослых, взрослые же, увидев меня, схватили на руки девочку, обругали ее и спрятались в домике. То есть, убежали. Я, мягко выражаясь, расстроилась. Плюнула и пошла дальше. Очень долго стояла у следующего домика, ждала, пока хозяева услышат лай своих многочисленных диких собак (правда, они, в отличие от первоночных, меня кусать не собирались), и мои окрики – «хэ-э-э-эй!». Первая вышла женщина. Я ей все объяснила, сказала, что заплачу, показала деньги, но она ушла. Потом вернулась с мужем. Муж кивнул и мы пошли в дом. Та же мега-буржуйка посередине, гигантские чайники на дырках сверху. Меня познакомили с маленькой дочкой, подложили в дырку сверху какашек яка и начали с дочкой готовить домашнее задание. Я не помню подробностей этой вписки, помню, что у них был какой-то очень интересный стол, и что девочка была очень избалованная. Еще помню, что кормили меня очень вкусной лапшой, и что в этой семье я очень чувствовала, что нет разницы между людьми – все родители одинаково любят своих детей, все дети одинаково капризничают, во всех любящих глазах одно выражение, одна теплота. А разве не это самое главное в людях?
Спать меня уложили в соседнем домике. Пришли мы туда со свечой, хозяин выбрал и указал мне одну из многочисленных кроватей, осветил бардак в комнате, огромное количество пустых пивных бутылок, поставил свечу на подоконник, сказал ее потушить, как лягу спать, и, заперев меня в этом домике на огромный висячий замок, ушел. Там, конечно, было очень грязно и холодно, но я стащила на себя четыре теплых одеяла, и, проснувшись часов в восемь утра, долго не понимала, зачем меня заперли и почему на окне решетка. В 10 выпустили. Денег не взяли и не прощались.

Вписка «где-то в Тибете 3»

Кажется, если я, конечно, не ошибаюсь, третьей вписки не было. То есть, тогда очень задолго до заката машины совсем закончились, я шла пешком по гравийным серпантинам, утопающим в цветущей ранетке и ей подобных цветущих растениях. Было тепло и просто потрясающе красиво, и мне от этого всего совсем не тяжело было пёхать. Время от времени я проходила домики, которые, кстати, там всюду на расстоянии максимум километр друг от друга, и шла, шла, шла. Когда стемнело, я попыталась докричаться до хозяев одного из домиков, в котором светились окошки – бесполезно. Зато от их собак я побегала порядком. Спасаясь, нащупала какую-то палку, схватила ее и от домика ретировалась. Пять последующих меня так же игнорировали и мы теперь шли по тибетской ночи уже втроем – я, рюкзак и какая-то палка, причем последние двое ехали на мне. Я надеялась найти пещеру, в ее поисках спустилась по склону к шумящей внизу реке, но, к своему огорчению, пещер не нашла, зато нашла дома с забором из поленниц дров. Меня засек молодой бычок, но лаять не стал.
Но это была странная ночь, в свете огромной полной луны я шагала вокруг домиков и вокруг не раздавалось ни звука. Пугающая, безмерная тишина. Я не слышала даже своих шагов и побаивалась, что оглохла. Я обошла спящих собак и пошла вниз по течению реки, которая шумела тут одна. Спала я той ночью в каком-то кусте, накрывшись своим полиэтиленовым пакетом, а когда рассвело, обнаружила, что моя палка не что иное, как чья-то огромная тонкая кость. Жутко жаль, но фотку этой кости длинной метра полтора я утратила – я до сих пор не знаю, что это за динозавр.
Следующую ночь я ехала. До трех ночи, а в три водила пошел в какой-то дом спать, а я сидела возле квадратного домика, на одной из стен которого ровно посередине была дырка, а на крыше – лоскуты с молитвами. Точнее, было очень холодно, и я всю ночь делала зарядку, а не сидела, но дальше, опасаясь собак, не шла. Было желание залезть спать в этот домик, но, помня, что кладбищ на Тибете я не видела, и предполагая, что домик, вероятно, склеп, от своего желания отказалась. Уж лучше быть сожранной собаками, чем проснуться на костях и полуразложившихся трупах. Наверное, лучше… ни того, ни другого еще не испытывала.
Так вот третья вписка. Тогда у меня началась горная болезнь – хлестала кровища из носа, постоянно хотелось пить, а водой из рек я не напивалась, и вот, после некоторых клевых и интересных людей и машин, меня подбирает что-то, очень похожее на нашего «козла», только европейского производства, и, видимо, когда-то очень крутое. Когда-то. «Это» ломалось через каждые четыре-пять км, но трое мужчин мужественно его чинили, а двое женщин терпеливо ждали. Я в этой машине была совершенно лишним элементом, но один из мужчин сидел из-за меня в багажнике, и мне никто не намекал, чтобы я гуляла дальше. Мы ехали весь день. А когда приехали, уже стемнело, и знающая английский девушка объяснила мне, что я, конечно, иду к ним спать, и очень удивилась, когда я из приличия пыталась отказаться. Я была в центре внимания на их семейном ужине. Каждому было надо меня потрогать и со мной поговорить, было жутко много блюд, о которых ниже. Девочка учила меня тибетскому языку, показывали видеозапись с речью далай-ламы. В этом доме было электричество – удивительно. И много диванов, и даже цветы на окне в горшке. Я спала на диване в кухне. Утром девочка очень просила передать далай-ламе привет от нее, ей 17. Кстати, это первый человек, от которого я узнала о тибетском летоисчислении, и что я была там, оказывается, в январе.

Вписка «где-то в Тибете 4»
Этот момент путешествия я всегда описываю, рассказывая про Тибет, поэтому приведу текст из своего электронного дневника.
«В одном жилище хозяева сразу схватили мой рюкзак, выпотрошили его в поисках далай-ламы. Не нашли. Протянули четки, сказали молится. Жутко стыдно – но я не умею. Тогда решили меня попытать кормежкой. Кормили чем-то пресным, похожим на пенопласт, чем-то кислым, похожим на дрожжи, чаем с огромной концентрацией соли, что аж рот внутри сморщивается, и в довершение всеми тибетцами любимым блюдом – похоже на комбикорм, только вкус напоминает, простите, блевотину. Отказываться по обычаю нельзя. А еще по обычаю надо чавкать, как знак того, что вкусно, а после трапезы отрыгивать, в знак благодарности… Хотелось плакать…
После того, как все отрыгнули, хозяин подошел к двери, согнулся в коленках и сказал, обращаясь ко мне – «ка-ка». Вот это их «ка-ка» меня убило больше всего. Все семейство разных полов и возрастов (8 человек) отошло немножко от дома, село в один ряд, и, издавая очень громкие звуки анальным и ротовым отверстиями, общаясь между собой, сделало свое дело. Туалетная бумага не предусмотрена. Ночью проснулась оттого, что крысы доедали недоеденный мной сыр, тот, что как пенопласт. Решив, что сыра еще много и до меня они не доберутся, заснула…
Многие обычаи остались мне не понятными. Так и не поняла, что делают люди на перевалах. Разбит огромный, около 100 штук, палаточный лагерь, кругом снег, яков пасти негде, зато в некоторых палатках мини-магазины. А люди все с дредами на головах (это такие грязные черные волосяные колбаски, как у Децла). Зачем и на что они живут? И что делают весь день? Наверное, играют в бильярд (повсюду под тентами бильярдные столы)… Не поняла, зачем дома на скалах строить, не поняла, где мертвых хоронят, и зачем мне под нос совали совок с горящими углями. В первую минуту я подумала – надо есть…»
Сюда только добавлю, что в тот палаточный лагерь меня около 300 км везли на мотоцикле, по перевалам, а когда привезли, то я просилась в палатки, на что мне сказали – «спи на улице». На мое заявление, что «тут снег, я же замерзну и умру», мне понимающе кивнули и спокойно ответили – «ну да, умрешь», потом посадили на другой мотоцикл и увезли за 20 км от лагеря, где я и дошла до домика с «ка-ка». В том доме было жутко грязно, это стойло, где есть буржуйка, кровати и люди, хорошие люди. Хозяин хотел купить мой фотоаппарат, и всю ночь последний я прижимала к себе. Но воспоминания этой вписки самые яркие и подробные.

Вписка «Лхаса»
До Лхасы я добралась с трудом, но – ДОБРАЛАСЬ. Приехала ночью, до рассвета просидела в Интернет-кафе, а утром пошла по течению народа. Тут еще выписка из дневника :
«Около 6 утра я попала в течение огромного количества людей, обутых в деревянные башмаки, в темных холщовых одеждах с белыми полосатыми передниками, мерно и торжественно следующих, как я догадалась, к дворцу Потала.
Именно к Потала держат путь большинство паломников со всего мира. Этот дворец с гранитными стенами и золотыми крышами, согласно преданию, возведен в 7 веке туфаньским царем для его будущей жены – танской принцессы Вэньчэн. Говорят, никто не знает, сколько в нем точно комнат, всего 13 этажей и 1000 объединенных построек тибетской архитектуры, и все это на скале.
Но как бы то ни было, чувства, которые испытываешь во время ритуального обхода горы, передать практически невозможно. Мы все шли, и крутили барабаны с молитвами, в воздухе стоял запах жженого кипариса и звук тибетской музыки, особенной, будто шаманской. Все захватывало. Левая рука считается в Тибете нечистой, и крутили мы барабаны, то есть такие бочки, в коих лежат молитвы, правой рукой, а в левой все вокруг держали либо четки, либо мини-бочку на ножке с молитвами. Или не молитвами. Я не знаю, а спросить по-тибетски как-то не получилось. Но эти мини-бочки они тоже крутили. И все забвенно что-то бормотали.
Семь раз я обошла Потала, и мне хотелось идти и идти еще… перед главным входом на площади сотни людей разложили циновки, падали в упор лежа, вставали, кричали и снова падали. Из-за покрытых облаками заснеженных гор вставало солнце. Оно тоже хотело посмотреть на преданность религии этих людей…
Ламы, про веру и мудрость которых так много говорят, особо меня не вдохновили. Каждый человек в желто-розовом халате подходил с протянутой рукой. Если на их ладони оказывалась монета достоинством в пол юаня, многие меня ругали. Один, например, кричал у стен своего храма «фак оф мэн!». Может, они и мудрые, когда на их ладони 50 долларов…»
Я испытывала, конечно, кайф оттого, что это Потала, то, к чему я ехала, но больше меня радовало то, что я все же добралась, несмотря ни на что, что я не повернула назад и я – я сама здесь. О Лхасе много воспоминаний, но вписка там тоже была забавная. У меня был перминт, который я, с большим трудом, ввиду очень плохого знания английского и полного незнания китайского, купила в Ченду. За 100 долларов, такой на двух листочках, с красными печатями. Я гордо попыталась пройти во дворец и крайне офигела, когда за это с меня потребовали еще 100 долларов. Обиделась и стала ждать ночи. Ночью пыталась брать скалу на абордаж, за что была схвачена ментами в маленькой ментовской машинке с мигалками. Они изъяли мои документы, зачем-то меня покормили и посадили в гостиницу, на окне которой была решетка, а дверь комнаты – железная. В гостинице я поспала, как человек, ела и мылась. Через два дня мурыжения, когда я им показала кредитку и сообщила, что опаздываю на самолет, мне нашли русского переводчика по телефону, который объяснил, что мой перминт – лажа, но передо мной извиняются и отпускают с миром. Так я наконец-то покинула Лхасу и двинула на север – в Голмуд, очень торопясь на границу.

Вписка «Чунь-Цинь».
Я очень торопилась, очень, миновала плоскость Тибета, Кунь-Лунь, Такла-Макан, оглядела Хуанхэ, и вот, приблизительно в Датуне, мне очень повезло – взяли люди, ехавшие в Манчжурию. У них был знакомый, который знал русский, переводчика вызвонили, и он мне сказал – «о, Красноярск, да это совсем рядом с Манчжурия!», а мне было по фигу, пусть Красноярск рядом с Камчаткой, с Калининградом, главное – я еду в Россию.
В Чунь-Цинь везущие и очень-очень понравившиеся мне люди снова набрали переводчика, который сказал, что я буду ночевать с ними в гостинице, и это утверждение, а не предложение. Я отказывалась, на что русскоговорящий китаец сказал – «да не боись, за все платят, им не тяжело». Это была моя самая дорогая вписка. Мы ужинали в таком ресторане, каких я и по телевизору не видела даже, и так вкусно, хоть я и не люблю китайскую кухню, и так многообразно… в номере, где мы спали с дочками водителя, было все – от доширака и зубных щеток до Интернета. После завтрака люди меня еще и на трассу за город вывезли, и хавки с собой мне купили.

Вписка «Владивосток»
Неописуемая радость – Владивосток, Россия. Границу я прошла на ура и совсем бесплатно, искупалась в самом Тихом океане на самом краешке земли – почти в Хасане, и, получив по морде от местной гопоты, что тоже другая история, поехала в один из городов мечты – Владик. В длинной-длинной деревне Раздольное мне уже четвертый человек в России сказал – «на фига тебе Владик, тебе сразу на Уссурийск надо». А я вот хотела во Владивосток! Посадили меня на Раздольнинском посту ГИБДД, причем к парню, что еще младше меня. Парень очень интересный, провез меня по городу и показал все, что счел нужным показать (спасибо!). Долго думал, где мне найти неформалов. И высадил где-то, не помню где. И я пошла вниз мимо фонтанов. И дошла до набережной. Жуткий город ночью. Гопота, пьянки и дерутся на каждом углу. Нашла интерент-кафе и отдала там ту единственную российскию сотню, что мне дали парни, что везли меня от Краскино, своих русских денег у меня давно не было. Искала на эту сотню вписки по сети. Право, нашлось очень много вариантов, еще с помощью Эрнесто, за что (да и не только за это), ему огромное спасибо. Только мой телефон закосячил, а ночь была в самом разгаре. Безвыходненько. Осмотрела людей в кафе – да как с гамером знакомится? Очень расстроившись, пошла гулять. На крылечке кафе гамеры со мной познакомились сами. Причем поофигевав с меня, взяли и побежали куда-то драться. Я ушла, но когда на каждом шагу до меня стали домогаться этой ночью, я предпочла тех гамеров найти. Вписавшего, и, явно, очень жалевшего меня парня звали Сергей. Очень забавно вспоминать, как я хавала пельмени (а не эту надоевшую китайскую дрянь), а он сидел, смотрел, подкладывал, и говорил – «надо же, а ты, когда помылась, да-а-аже симпатичная стала…», я думаю – это же какой надо быть грязной, чтобы измениться, помывшись? Но все же абсолютно далекий от всего этого, и, кажется, слегка криминальный, уже совсем взрослый парень, понял меня так, как надо. И очень даже проникся моей ситуацией. Спасибо…человек, учившийся в одной школе с Децлом…
А потом гордость моей репутации – Владивостокская трасса с дикими перегонщиками. А там уж было куда сложнее ехать, и не потому, что не брали, а глазенки все какие-то похотливые в этой пылище… до Читы. Машины меняла очень даже часто – было чего бояться.

Полувписки-полутак «Иркутск»

В Култуке круг сомкнулся. Мой большой автостоп Монголия – Тибет. Надо сказать, что от Владивостока до Байкала мне приходилось спать часа по 3 в сутки, и то днем, в машинах. Когда я на пути «туда» делала в Иркутске монгольскую визу, я гуляла по городу в поисках, с кем бы познакомиться. И нашла стритующих пацанов. Знакомство пошло хорошо, и следующей ночью, когда я лишилась из приличия своей недельной вписки, двое из тех парней всю ночь просидели со мной в подъезде. Там было просто жутко холодно, но вписать меня им было некуда, бросить – тоже никак. Один из них – Костя, изъявил желание тоже поехать автостопом, надел на меня свой медиатор, которым я всю свою поездку ну очень дорожила, и просил за ним заехать на обратном пути. То есть, не за медиатором, а за самим Костей.
И я заехала. Такая немытая, перезагорелая, тощая, неспавшая, голодная, с голым мясом на пятках, спустя полтора месяца. В час ночи, в конце июня, очутившись на вечном огне я начала просить гуляющий народ телефон – позвонить Косте. И добрый Иркутск дал мне телефон. А Костя пришел пешком с другого конца города, и всю ночь мы просидели на лавочке, и снова жутко мерзли.
А утром Костя сказал своей тете, чтобы та передала его матери, что Костя уезжает стопом в Красноярск. И мы поехали. Тогда я поняла, что хрен когда еще вдвоем поеду. Нас никто не брал, никто не кормил, а еще… да простит меня Костя, он поехал в белой рубашке, в брючках со стрелками, и в начищенных ботинках – он сам жуткий гламур и неженка. И когда в Тулуне на День молодежи мы сидели под мостом, и я сказала – «ну, пора уже спать, завтра ехать». Он чуть не умер – «ГДЕ спать?», на что я, конечно, ответила, что тут, под мостом, ввиду вышеописанного ясно, что я привыкла, мне нормально спать под мостом, но он…
И под мостом была наша вписка. А у Кости испачкались начищенные туфельки, и он очень переживал…
Так вот тут я хочу сказать, что Костя – все же молодец, выдержать поездку со мной – геройство, у меня дури много в голове… и несдержанности. Вы вот себе представляете так жить, как я описывала? Он не представлял, был шокирован, но не ныл и не жаловался. Я бы хотела найти его координаты. Костя, отзовись! Я тебя часто вспоминаю))))

Вписка «Алматы»
В книге А. Кротова, подаренной мне питерцами, за что им, конечно, спасибо, было указано, что в Алматы молодые неформалы тусуются на Арбате и могут вписать. От Красноярска до Алматы я добралась за сутки и 10 часов, и, прибыв в бывшую столицу степной республики, попыталась найти Арбат. Но гад кондуктор в автобусе остановку «Зеленый базар» мне не подсказал, и я оказалась, видимо, от Арбата очень далеко. Народ не мог сказать, как дойти до туда, только как доехать, я очень расстроилась, представляя себе ночь на лавочке, но какой-то дядька сказал, что мне кварталов 7 вниз и еще 4 направо, и я пошла. Два квартала вниз и три направо, тут-то у фонтана неформалов и нашла. Знакомиться не пришлось, они сами меня окликнули, подозвали, узнав, что я как раз таких, как они, и ищу, и что я стопщица, посадили на скамейку и в своей компании меня как само собой разумеется, оставили. Надо сказать, вся эта компания была очень пьяная, мне объяснили, что на Арбате неформалов давно нет, а они как раз здесь и мне очень повезло, что я их нашла. Часа через два один из них начал рассказывать, какие у меня варианты вписок, отмечая, что, если я пойду к тому, то меня сводят на ледник, если к другому, то сводят туда-то. Меня это все поразило – первый раз народ не удивлялся моей поездке и сразу понял, что меня надо вписать.
Потом один из парней, сидевший на асфальте, взвалил мой рюкзак на плечи, и сообщил, что мы уже пошли. А я не знала, что иду именно к нему. Но пошла. Его звали Костя. Костя был очень пьяный, просто очень, и когда мы ехали в такси, он спросил – «ты че вообще здесь делаешь?». Я начала объяснять, что он сам сказал, что я иду к нему, а про себя думала, что он уже все забыл и я снова в жопе. Но оказывается, он имел в виду, что я делаю в Алматы. Бедная мама Кости – сын у нее, однако, очень пьющий.
Утром мы свалили. Подождали, пока его мама уйдет на работу, и вернулись обратно. Костя, судя по всему, скормил мне свой обед, и совсем не понимал, почему я хочу ехать на Медео одна. До обеда мы тупо смотрели MTV, и до него не доходило, что я езжу по городам не ради сидения дома, а ради приключений. Часа в три я его все же уговорила ехать.
По сильной жаре 7 км мы забирались в горы, я ела ранетки, что зрели по обочинам, а когда было совсем жарко, мы купались в ледяной горной речке Алматинке. А так как я в такую ледяную воду залазить боялась, то Костя меня туда окунул, и подержал мою голову под водой. Эффектно! Зато прикольно. На Медео красиво. Костя меня не оставлял одну и расстались мы только когда я на следующий день села в автобус до трассы. Мне он напоминал экскурсовода, которому за экскурсию мало платят, но и отказаться нельзя.


***

Вот, пожалуй, пока все случаи из моей жизни, когда я оказывалась первый раз в жизни неизвестно где, не зная ни одной живой души, и понимала, что люди – не волки.
Многие все же допускают большую ошибку, деля людей на добрых и злых, на глупых и умных… а ведь столько классиков твердило, что делить так людей нельзя, в каждом человеке есть и доброе и злое, и красивое, и умное, и глупое… это осознание и есть цель моего автостопа – познать человека. Познать человека как общее, независимо от его национальности и места жительства, и как разнообразное в его индивидууме. Познать то самое главное, чем живут люди.
У Льва Устинова я прочитала, что если у тебя случилось горе – стоит уйти. Уйти по дороге, у которой нет конца, и идти по ней медленно, чтобы все видеть и слышать, и когда-нибудь настанет день, когда ты поставишь чужое горе выше своего, и сам захочешь помочь, а не попросишь о помощи. У него же я прочитала, что иногда, чтобы стать друзьями, стоит расстаться.
И я знаю, что это так. Я знаю, что помочь ближнему – куда большее счастье, чем когда твой ближний помогает тебе. Помогать – значит облагораживать самого себя, делать себя счастливым. И я теперь понимаю, что это так, и почему это так. Я надеюсь, что и у меня настанет день, когда я стану помогать, надеюсь, что змея алчности не задушит меня, и я знаю, что этот мир незнакомых людей поможет мне. Я надеюсь, что мир поможет мне сбыться. Сбыться в обществе.
Аватара пользователя
sola
Великий подскарбий коронный
Великий подскарбий коронный
Сообщения: 1031
Зарегистрирован: 12 апр 2007, 15:10

Сообщение sola »

нифигасе автостоп... Это ж сплошной ахтунг..
simiaUp
Сообщения: 12
Зарегистрирован: 19 окт 2007, 05:13
Откуда: красноярск

Сообщение simiaUp »

Чувствовать и выражать свои чувства – вещи разные. Я перечитала и попыталась увидеть все, что писала, глазами тех, кто прочитал. И я поняла – я не выразила. Совсем ничего не выразила. Слова помешали мне, они упростили, обезличили, лишили самого главного. Они явили обыденность, даже какую-то отличаемость от меня. Я запуталась в словах. Но сущностное всегда невыразимо… а понимание изменяет перспективы. Меня можно понять с другой стороны. Меня можно понять?...
Я иду по дороге, у которой нет конца, и мне все равно, куда идти, приходим мы только в смерть, важно направление, итог один… каждый идет сам по себе. Но я хочу, очень хочу, чтобы кто-то понял и ответил мне, что да, он знает, что такое идти ночью в горах, далеко от своего дома… что такое дышать этим воздухом… Что такое не уметь выражать себя… те, кто прочитал, вы ответили мне, но не с той стороны поняли… все, кто ответил.
VOVA K
Сообщения: 1
Зарегистрирован: 08 дек 2008, 20:36
Откуда: Днепропетровск

Сообщение VOVA K »

Юля, лично мне вполне понравилось, то что и то как ты описал, думаю я понял это так, как хотела этого ты, да и по сути способ выражения мыслей это не главное, хочу сказать, что ты молодец, держись в том же духе, пусть удача не покидает тебя в стопе и по жизни…
p.s. обычно я не читаю посты больше 1000 символов, а твой вот прочёл полностью и даже зарегился дабы ответить не анонимно…
Вот такие пироги...
Аватара пользователя
Марьяша
Сообщения: 278
Зарегистрирован: 11 сен 2007, 12:07
Откуда: Москва

Сообщение Марьяша »

Интересно :)
Улыбайтесь! Это всех раздражает!
Ответить

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 21 гость